Россия — не товар в супермаркете!

Беседовал Владислав Шурыгин

Фото: Наталья ЛЬВОВА

Почему потомок великого русского писателя, телеведущий Петр Толстой неожиданно оставил телевидение и стал политиком?

 

 

СТРОЙБАТ КАК ШКОЛА ЖИЗНИ

 

— Петр, ты один из немногих членов журналистского сообщества, который отслужил «срочную» в армии. Как ты в ней оказался? Что это было — личный выбор, какая-то фронда или просто так звезды сложились? Может, в университет не поступил?

— В определенном возрасте, конечно, хочется выдавать случайности за осознанные поступки. Но с моей службой все вышло совершенно случайно. В универ я поступил. И даже закончил первый курс с повышенной стипендией! Но тут Горбачев издал указ о том, чтобы призывать студентов из вузов по достижении 18 лет, если в вузе нет военной кафедры. И я, соответственно этому указу, вместо второго курса журфака МГУ торжественно отправился на призывной пункт. Конечно, в семье это вызвало целую бурю! Была как раз афганская эпоха и родители призывников боялись, что их сыновей отправят в Афганистан. Но поскольку я владел иностранными языками, то в афганскую команду я не попал, а сидел на призывном и ждал отправки в какие-то хитрые войска, где должен был прослушивать врагов. Это же еще был Советский Союз, и с врагами все было нормально. Но судьбе было угодно распорядиться иначе. На призывной пункт ввалился хорошо подвыпивший офицер за какой-то «особой» командой. И так вышло, что, занимаясь отбором в нее, он опрокинул парту, на которой лежали учетные карточки призывников. И «своих» и «чужих». Тогда он со свойственной всем военным находчивостью быстро отобрал судимых — получилась такая тонкая стопочка, видимо, совершенно недостаточная, и он на глаз «добрал» ее из другой — «несудимой». После чего начал выкликать призывников на построение. Среди вызванных прозвучали и моя фамилия. Так, вместо того, чтобы прослушивать вражеские голоса, я неожиданно для себя попал в стройбат. И никогда не жалел об этом.

— Что пришлось строить?

— Мне довелось служить в закрытом городе, который возводился в интересах министерства среднего машиностроения, ныне ставшего Росатомом. Режимные объекты соседствовали с инфраструктурой жилого комплекса на сто тысяч человек. Правда, о размахе стройки задумываться времени не было — все дни съедала тяжелая физическая работа. Да и сама наша часть к глубоким раздумьям не предрасполагала.  

— Какую профессию тебе дал стройбат?

— Чаще всего я трудился стропальщиком — крепил к подъемным кранам грузы. 

— Главное, видимо, было под эти грузы не попасть?

— Само собой. Вообще у нас как у военных строителей было много профессий. Мы работали на большом погрузочно-разгрузочном узле, через который проходила вся номенклатура стройматериалов. Так что мы были на все руки мастера. Сегодня, допустим, мы разгружаем стекловату, завтра таскаем чугунные батареи, послезавтра на морозе укладываем трубы. Вот такая у нас текла рабочая жизнь в сочетании со строевой подготовкой. Поскольку я был несудимым, что в части было большой редкостью, меня быстро сделали комсоргом. Чем занимается комсорг, когда не таскает батареи и трубы? Правильно — работает с не знающими русского языка призывниками из Средней Азии.  

— То есть ты все-таки стал толмачом?

— От судьбы не уйдешь! Русский мои подопечные одолевали с трудом, поэтому мне пришлось выучить таджикский. Чем я, кстати, до сих пор пользуюсь. Таким образом, армейский опыт оказался полезен и с точки зрения обретения новых профессиональных навыков, и с точки зрения оценки самого себя, и с точки зрения общения с людьми разных национальностей и разных социальных групп. Когда вернулся из армии, друзья меня стали расспрашивать, что я полезного приобрел на службе. Я ответил, что — спасибо армии! — теперь даже в местах лишения свободы не пропаду. Вот такое своеобразное боевое крещение у меня получилось.

 

СЛУЖБА БЕЗ ПАФОСА

— Насколько я знаю, стройбаты между собой часто называли «звериное царство». Потому что там якобы дедовщина выходила за все мыслимые пределы. На деле стройбат был именно таким?

— Видимо, из-за того, что уставная советская иерархия в стройбате действовала из рук вон плохо, дедовщина у нас, конечно, была. С другой стороны, у нас не наблюдалось всех тех ужасов, которые описываются в повести Полякова «Сто дней до приказа». Терпимо было. Когда мы, московские мальчики, приехали в часть, нас там встретили люди совсем на нас не похожие, с издевкой приговаривавшие «прилетели к нам грачи, тара-рара москвичи!» Почти сразу начались конфликты. В силу своего характера я пытался уходить от прямых столкновений, но полностью их избегать не выходило. Получали мы от старослужащих по полной программе, особенно вначале. Но одно дело, когда это был просто мордобой… В конце концов, выяснение отношений в мужском коллективе — это нормально. Другое дело, когда речь заходила об унижении человеческого достоинства. Применительно к последней ситуации у меня позиция была довольно четкая. Если там человек десять, к примеру, то берешь лом и говоришь: «Вас, конечно, многовато. Но двоих-то инвалидами точно сделаю. Поэтому давайте, начали!..» 

Но скоро мы друг к другу притерлись. Я даже секретарем комсомола стал, как один из немногих несудимых…

— Но у стройбатов был точно один плюс — за работу солдатам и офицерам платили деньги. Не помнишь, сколько ты за службу заработал?

— О, заработал я по тем временам гигантские деньги. За вычетом всех комсомольских взносов получил рублей 600.

— Фантастическая сумма в советские времена!

— Я на нее купил маленький домик, глиняную мазанку на берегу Дона. Правда, пришлось у родителей дозанять 100 рублей. Но в 1989-м, к моему восторгу, эта покупка состоялась.

— И какова судьба этой мазанки?

— Она до сих пор стоит.

— Эта такая память о службе?

— Она самая. У меня даже купчая на 700 рублей сохранилась. Словом, горжусь тем, что еще в юности понял — деньги надо вкладывать в недвижимость!

— 23 февраля для любого человека, который в армии служил и в цирке не смеется, — время воспоминаний. Какие армейские байки ты рассказываешь друзьям? Что бы ты про свою службу рассказал внукам, если б однажды решился?

— Сложный вопрос. Во время службы у нас, конечно, много нетривиальных ситуаций случалось. В некоторых из них попадались типажи, словно позаимствованные из книг Гоголя и Чехова. Но на трезвую голову рассказывать байки 30-летней давности — это, скажу я тебе, непросто.

— Как-то давно читал я одну твою байку…

— Это по поводу Льва Толстого и банщика? Да много этих баек было. Как-то один сослуживец увидел по телевизору академика Толстого и спросил, не мой ли это родственник? Я честно отвечаю: «Это мой дядя». «Твой дядя? — удивился сослуживец, — Его по телевизору показывают, а ты здесь служишь? Ну ты и идиот!»

— Какие отношения в части были между солдатами?

— Очень чистые. Потому что в армии, где на всех общие трудности, тяжелая каждодневная работа, служба, места для фальши не остается. Там сразу понимаешь, кто есть кто, кто чего стоит. Эта человечность по отношению друг к другу у нас и после службы сохранилась. Могу вспомнить такой пример. Лет 10 назад работал я главным редактором одного небольшого канала. Вдруг — звонок из бюро пропусков: «Вас там внизу ждет какой-то молодой человек. Говорит, что по личному делу». Я спускаюсь и вижу, что стоит мой сослуживец с женой и трехмесячным ребенком на руках. Мы обнялись — 15 лет не виделись. Спрашиваю: «Ты надолго?» «Я, — говорит он, — навсегда приехал. К тебе. С ребенком!»

— И какова была твоя реакция?

— Как же я мог не помочь человеку, с которым мы два года вместе из одного котелка хлебали? Помог, устроил на работу. Потом он снял квартиру. Сейчас прекрасно живет в Москве.

— То, что ты рассказываешь — это, конечно, школа жизни. Стала ли армия для тебя школой? И что такое армия в семье Толстых?

— Для меня это был уникальный опыт, который невозможно было бы получить как-то иначе. Я вырос в Москве, ходил во французскую спецшколу, круг моих друзей, родственников — это люди, как принято говорить, интеллигентные. Поэтому два года службы стали для меня буквально погружением в другой мир. Мир моего народа. 

Что касается семьи, то у нас по мужской линии служили все. Лев Николаевич, понятно, служил в армии и был офицером. Его отец был офицером. Мой дед был офицером в белой армии. Мой отец закончил кадетский корпус в Сербии. И в общем все они к военной службе относились всегда нормально, без пафоса. Служба в армии — это некий образ жизни, некий долг, который любой мужчина должен отдать. 

 

РОССИЯ — ЭТО НЕ ТОВАР В СУПЕРМАРКЕТЕ

— Если вспомнить реалии конца 1980-х — начала 1990-х, то по всем формальным признакам ты должен был стать стопроцентным либералом. Журфак МГУ, Франс-Пресс, ВИD — набор, который почти гарантированно должен был сделать из тебя «человека либеральных идей». Как так получилось, Петр, что вместо либерала ты стал патриотом-государственником? Это было разочарование в либерализме 1990-х или сработала какая-то внутренняя программа? 

— На самом деле тут все просто — у нас в семье всегда был культ любви к Отечеству, к России. Может, в силу того, что мы вернулись из эмиграции, может, в силу каких-то других причин, но меня воспитывали именно патриотом. Где, кроме семьи, формировались мои взгляды? Еще, конечно, на работе. Я же был русским корреспондентом международного агентства «Франс-пресс» в момент войны в Чечне. Мне приходилось быть противовесом той оголтелой антироссийской, антирусской пропаганде, которая была доминирующей не только в мировой прессе, но и у нас в стране. Когда НТВ сообщало «Федеральные войска вошли в Грозный», наша московская интеллигенция буквально из кожи вон лезла, пыталась отстраниться и сказать: «Мы ни при чем. Это какие-то сиволапые шамановы там бомбят! А мы тут интеллигентно сидим и рассуждаем о правах человека». У меня такое поведение никогда не вызывало симпатии. 

Может быть, свою роль сыграло и то, что я получил второе образование во Франции. А человек, проучившийся за границей, приобретает вместе с новыми навыками еще и жизненный опыт, который делает его более привязанным к своей стране.

— Прививку от иллюзий?

— Именно! Если у меня какая-то либеральная эйфория в начале 1990-х и была, то с 1993 года, после расстрела Белого дома, после событий в Чечне и Югославии, все стало предельно понятно. Но я не ретроград. Я считаю, что гражданин нашей страны может исповедовать любые взгляды. Но при этом он должен всегда думать о благе своей страны, а не о том, как побольше заработать и побыстрее уехать. Недавно мы с Захаром Прилепиным говорили о том, что элита Российской империи никогда не была корыстной. Этих людей можно в чем угодно упрекать, но не в корысти! Не будем забывать, что 20 лет они обязательно служили. И только потом уходили в отставку, уезжали в имения. Корысти на государственной службе они не искали. Не открывали параллельно какие-то там совместные предприятия или инновационные кластеры. К сожалению, люди, которые сегодня называют себя элитой, это по большей части разгулявшееся купечество…

— Ты сделал блестящую карьеру на телевидении, прошел все ступени, работал на разных должностях. Что такое телевидение, по-твоему: шоу или действительно некая структура управления?

— Для меня телевидение — это на сегодняшний день самый широкий и эффективный канал общения. 

— Какова в твоем понимании социальная функция телевидения? Это просто один из видов СМИ?

— У телевидения есть одно огромное преимущество перед всеми средствами массовой информации — возможность разговаривать со всей страной. При этом районы нашей страны очень между собой различаются. Некоторые из них вообще в разных веках живут. В таких условиях телевидение как раз и выполняет крайне важную социальную функцию объединения страны, некоего ее «сшивания». Поэтому на вопрос, что такое телевидение, ответ таков: «суперклей», объединяющий нацию.

— Ты долгое время был телеведущим одного из самых рейтинговых ток-шоу «Время покажет», но недавно я тебя видел среди экспертов, так сказать по другую сторону барьера. И каково было оказаться в этой шкуре?

— Во-первых, на зрительском месте у меня было постоянное ощущение, словно я все время пусть и внутренне, но веду программу. Я же профессионал и понимаю, что надо делать! А мои коллеги на месте ведущих поступают не так, как поступал бы я. В итоге сидишь и нервничаешь. Это подсознательное, потому что сменивший меня Артем Шейнин ведет шоу замечательно. Он очень точно попал в образ «народного ведущего».

Во-вторых, ты вроде как сидишь в окружении интеллигентных людей. Но как только начинается дискуссия, они начинают орать и вырывать друг у друга микрофон. Будь я ведущим, то мог бы прервать любого собеседника и худо-бедно управлять дискуссией, но, будучи экспертом, я этого не могу. Когда ты ведущий, то находишься над дискуссией, когда ты приглашенный участник, то оказываешься внутри нее… 

В общем, я для себя почерпнул много нового в качестве гостя на программе.

— Почему Петр Толстой решил стать политиком? Что это был за выбор такой, вдруг пойти в депутаты? Что за этим стояло? 

— Могу сказать так. Если не было бы Крыма, я бы ни в какую политику не пошел. Я считаю, что «Русская весна» и все то, что происходило в 2014 году, очень серьезно в историческом плане изменило нашу страну. Эти изменения следует самым активным образом продолжать. Телевидение — это, безусловно, хорошая площадка для обсуждения проблем, но для их решения — нет. Я же хотел принимать личное участие в выработке курса, по которому наша страна будет двигаться дальше. Собственно, это и подтолкнуло меня пойти в политику. Ну и, конечно, для меня был очень важен еще один момент. Когда я участвовал в выборах, то избирался по одномандатному округу, где проживает почти полтора миллиона человек. У меня было очень много встреч с самыми разными людьми: пенсионерами, учителями, врачами, таксистами, сотрудниками метрополитена и т. д. То, о чем они мне говорили, полностью совпало с моими собственными мыслями. Я тоже считаю, что у нас очень многое нуждается в изменениях. В частности, обязательно следует менять наши подходы в экономике и во внутренней политике. Мы должны четко понять, к чему стремимся. Нужно определиться с концепцией будущего нашей страны. Нельзя формировать эту концепцию, основываясь на корыстных мотивах. Россия — это не товар в супермаркете, это страна со своей уникальной исторической миссией. Эту миссию нужно по-настоящему прочувствовать, только тогда выбор путей ее осуществления будет правильным. Желание способствовать осуществлению исторической миссии России является главной причиной, побудившей меня стать политиком. Насколько я буду состоятелен в этой роли — судить моим избирателям. Получится или нет — посмотрим.

 

БИОГРАФИЯ 

Петр Олегович Толстой (родился в 1969 году).Государственный и общественный деятель, журналист, продюсер и телеведущий. Праправнук писателя Льва Толстого. Служил в строительном полку на территории ЗАТО Пенза-19. Окончил международное отделение факультета журналистики МГУ. В октябре 1996 года стал заместителем главного редактора телекомпании ВИD. В 2002–2008 годах работал на Третьем канале. В 2009–2016 годах — заместитель директора Дирекции социальных и публицистических программ Первого канала. В 2016 году был избран в Высший совет партии «Единая Россия». В данный момент является заместителем председателя Государственной думы Российской Федерации.

Подробнее...