Никас Сафронов: «Школа жизни»

беседовал Александр ПИГАРЕВ

Знаменитый художник рассказал о службе в армии, охоте на белок, девушках и страшном ежике

Глава I. «Куда же ты, Леонардо?»

Мой отец в начале своей карьеры был военным. Во время войны он сражался с японцами. В 1948 году вернулся на родину в Ульяновск и привез с собой мою маму, с которой еще до войны познакомился в Сибири, когда был там в командировке. 

Первое время наша семья жила в бараке, который построили военнопленные немцы для рабочих автозавода. Вот там, в центре Ульяновска, родились мои братья и я. В отличие от большинства моих сверстников я не мечтал быть военным. Начитавшись в детстве книг о пиратах, я в 16-летнем возрасте уехал поступать в мореходное училище в Одессе. Поступив и проучившись год, я понял, что бригантины все уже утонули и пиратство ушло в прошлое, так что романтики на тот момент было ноль. Я бросил мореходку и поехал к тете в Ростов-на-Дону. Там я поступил в художественное училище имени Грекова. 

В художке мои проблемы начались на третьем курсе. В тот момент у меня была девушка, к которой я был сильно привязан. Понимал, что она не то, что мне нужно, но не мог от нее оторваться и чувствовал, что мне нужна резкая перемена в жизни. Мне показалось тогда, что армия для этого очень даже подходит. Пошел в военкомат и сказал, что хочу служить в наземных частях ВВС под Ростовом. Военком мне ответил: «Сложно, но мы можем вам посодействовать. Вы же художник? Оформите нам красный уголок, и мы вам поможем». Я согласился и угробил почти все лето на оформление комнаты отдыха. Пришел на призывной пункт и обнаружил, что меня нет в списках ВВС и меня направляют в артиллерийский полк в Эстонию. Хотел было пойти к военкому качать права, но ребята, которые были отправлены в эту часть, меня отговорили. «Мы ж будем в ракетных войсках связистами, а это армейская интеллигенция. Да и Эстония. Мир посмотрим!» 

Глава II. Мастер дембельского альбома

Приехали в часть. Оказалось, что базируемся мы не в городе, как все надеялись, а в глухом лесу, в 45 км от городка Валка. Я был спортивный, легко вставал по утрам и одевался за 45 секунд. Сослуживцы, так называемые «деды», узнали, что я художник, и все время просили оформлять дембельские альбомы. Вначале было приятно, меня это не тяготило, но месяца через полтора мне стало надоедать. Все пишут письма любимым, книжки читают, а я в свободное от дежурства время в комнате отдыха оформляю дембельские альбомы. И хотя я уже делал это быстро, мне надоело и я наотрез отказался. Конечно, были из-за этого стычки, но в конце концов от меня отстали. Но не все было так печально, и веселья в армии тоже хватало.

Как-то нашему капитану, которого переводили в другую часть, захотелось жене подарить белку. Он пришел в роту и спросил, нет ли среди нас людей, связанных с лесничеством. Никто не проявил желания в этом участвовать. Я же сказал, что в детстве летом жил вместе с дедушкой-лесником, и он научил меня ловить в лесу белок и другую живность. Капитан обрадовался и тут же выписал мне увольнительную на день. Несколько часов я действительно пытался поймать белку, и у меня это почти получилось. Вечером в части я сообщил ему, что у меня уже есть кое-какие наметки и я выследил пару белок, и он отпустил меня еще на пару дней. Но белки куда-то разбежались, и я решил, что это время можно провести с пользой. Рисовал, загорал, купался в реке — так прошла неделя… Ему пора уезжать, а я белку так и не поймал ему. Придумал для него какую-то историю. Капитан расстроился, конечно, но в части его не любили за скверный характер, это было маленькое возмездие за то, что он обижал солдат. А я сделал кучу прекрасных набросков в том удивительном месте. Кстати, именно в то время я подружился с Юрой Цюрихом, который оценил мое творчество, я с ним до сих пор дружу…

Глава III. Страшный ежик 

На дежурстве мы спускались в шахту. А в ночное время все чем-то занимались: кто стирал, кто пришивал воротнички, а я рисовал. То небольшие картинки или наброски сослуживцев, то с жадностью копировал старых мастеров. Творчество уже тогда стало меня поддерживать. Я пользовался уважением товарищей, которым дарил свои работы, а иногда презентовал рисунки работницам столовых, и за это они рассчитывались дополнительной порцией мяса.

На втором году службы, как любой молодой человек, испытывал нехватку женского внимания. И мы с приятелем-сослуживцем договорились по телефону с местными девушками о встрече, для чего провернули целую операцию. Наша ракетная база была огорожена колючей проволокой под напряжением 2000 вольт. Кстати сказать, за время только моей службы на этой проволоке сгорели два солдата, один из нашей, а второй — из другой части.

Именно поэтому мы договорились со службой, которая контролировала это электрическое ограждение, чтобы они отключили ток на время нашего выхода и возвращения в часть. Увы, свиданка сразу не задалась — мы пришли в назначенное время и место, сидим, ждем девочек, байки травим. И вдруг слышим, в кустах кто-то громко хрипит и сильный треск такой — кабан-секач, решили мы. Нам стало жутко, я схватил коробок спичек, зажег их все и кинул в кусты, откуда шел звук, чтобы зверя напугать огнем. И видим, что рядом с нами ежик хрюкает (смеется). И хотя девочки наши не пришли, мы все равно повеселились. 

Но рано было радоваться, наше исчезновение обнаружил патруль, нас поймали как нарушителей и отправили на гауптвахту на 15 суток. В первый день там я хлебнул лиха. Комендант нас гонял по плацу до десяти вечера. Ночью было страшно холодно, на следующий день все повторилось и только к вечеру начальник гауптвахты вызвал меня к себе. «Ты художник? У меня есть дочка любимая, 14 лет, сможешь портрет нарисовать?» И хотя я был страшно зол на весь мир, но на следующий день я сделал с нее несколько набросков — ему понравилось. И вот на четвертый день я уже сижу у него дома на кухне, лопаю горячий супчик и домашнее варенье с чаем. В результате 11 дней провел, считай, как на отдыхе в его семейном кругу, рисуя портрет дочери. Работа майору очень понравилась, и расставались мы с ним уже друзьями: «Если что, — сказал он, — сразу ко мне просись». Но я больше уже устава не нарушал…

Глава IV. Художник и армия

В сухом остатке я очень рад, что мне удалось отслужить в армии. Она дала мне какую-то внутреннюю свободу, я возмужал, появилась сосредоточенность в работе, обязательность в обещаниях и делах, четкость. И самое важное тогда для меня — я смог порвать с той самой девушкой, с которой встречался до армии. А то ведь дело доходило до того, что я вены себе резал от обиды и ревности. Это было как болезнь, наваждение. Она была старше меня, опытнее, и знала, как себя со мной поставить: я ее тайно ненавидел, но и не мог без нее. Я работал дворником, сторожем, спал по часу-полтора, учился, разгружал вагоны, работал в театре… Теперь я ей очень признателен за все — она дала мне тогда пройти хоть и жестокую школу, но очень полезную для выживания. 

Поэтому как в армии тогда, так и в жизни сегодня, я веду себя как буддист: сосредотачиваюсь и принимаю все в жизни как должное. Надо заниматься грязной работой — значит, надо. Да, это неприятно, но ты соглашаешься и с этими обстоятельствами. Я считаю, что каждому нужно получить армейский опыт. Я очень хотел, чтобы мой сын Лука пошел в армию. Я даже договорился с Шамановым, что тот возьмет его в ВДВ и погоняет там как следует, чтобы он и похудел, и стал уже не мальчиком, но мужем. К сожалению, не получилось. 

Глава V. Роман по телефону 

Когда меня просят рассказать какой-нибудь яркий случай из моей службы, вспоминаю еще одну историю. Как-то я завел роман по телефону. В мое дежурство позвонила жена одного офицера — срочно искала своего мужа. Я ей его нашел, на другой день она позвонила поблагодарить меня, слово за слово, и я разговорился с ней о жизни. Голос у нее был мягкий, приятный, я решил, что это голос красивой женщины восточного типа, может быть, слегка полноватой, с пухлыми губами, томными глазами, вообще сказочной женщины из «Тысячи и одной ночи». Она тоже запала на мой грудной баритон, и вот, когда офицеры уезжали из части, я бежал на телефонный узел, чтобы поговорить с ней. Через какое-то время я даже устроил себе увольнительную в город под предлогом того, что мне нужно к стоматологу. А сам вместо врача поехал в парк, где была назначена наша встреча (у меня было часа три свободного времени для общения с ней). Жду, волнуюсь. В парке было пусто — только женщина с ребенком и какая-то старушка. Вдруг слышу, кто-то кричит: «Ник!», и я замечаю, что старушка выходит и снова прячется за дерево. Я начинаю думать, что моя возлюбленная не смогла прийти и попросила эту пожилую женщину меня предупредить. Я к ней подошел. Ей было 40–45, но тогда для меня это была старушка. Когда тебе 19, то такая женщина кажется тебе бабушкой. «Ник, ты что, меня не узнал? Это же я! Я для смелости выпила немного коньяку перед встречей…» И тараторя что-то, потащила меня в какой-то частный яблоневый садик. Я в шоке, по дороге еще наступаю в коровью лепешку, пытаюсь отчистить — не отчищается. Мы заходим в гущу сада, она расстегивает на себе кофточку и шепчет: «Возьми меня». А сапог воняет навозом, от нее разит перегаром, и она пытается меня раздеть прямо под яблоней. Я в ужасе, у меня уже никакой орган не работает. Мечтаю только о том, чтобы вернуться скорее в часть и спрятаться там. «Прости, — говорю, почти плача, — дорогая, мне надо бежать, отпросился буквально на пару минут, чтобы с тобой только познакомиться. Завтра еще раз приеду…» Кое-как вырываюсь и буквально бегу от нее. И вдруг слышу: «Ник! Ник!» Оборачиваюсь и вижу, как этот колобок бежит ко мне, раскинув руки. Она, наверное, тогда представляла себя Джульеттой. У меня единственная мысль — выдержу ли я ее вес… Она бросается мне на шею, я прогибаюсь под тяжестью, но еще стою на ногах. Наконец освобождаюсь и что есть мочи бегу в часть…

Последние два армейских месяца были уже замечательными. Я больше не был влюблен в эту женщину, мне все в части нравилось, и я просто наслаждался жизнью. В общем, в армии я испытал все: от гауптвахты до любви. И хотя это прозвучит банально, но все-таки армия — это настоящая школа жизни, которая научит тебя всему!

 

Подробнее...