Звездный часовой

текст Игорь ВОЕВОДИН

Если мерить два часа на посту в минутах, то кажется, что до смены очень долго. А вот если вычислить в секундах, то и окажется, что секундное дело. Четыре шага влево. Остановка. Поворот. Четыре шага вправо. Остановка. Поворот.

Праздничная новогодняя ночь висела над красноярской тайгой. Ветерок, заставлявший наматывать полотенца на лица, стих, и распогодилось, и звездная пыль стелилась над тайгой, и ликовало мироздание, и сияли небеса, как огоньки на елке в детстве. Четыре шага. Остановка. Прислушаться. Поворот.

Ночь. Тишина. За моей спиной — два циклопических сооружения в десятки метров вверх и вширь — РЛС. Станция слушает небо. Небо смотрится в радиозеркала и явно себе нравится. Четыре шага. Поворот.

Интересно, а сколько в секундах до дембеля? Ночь. Тайга. Четыре шага. Поворот. Звезды стекали за шиворот шинели по штыку — надо было все же надеть тулуп. Четыре шага. Поворот. Позади было полтора года службы. Впереди — МГУ и невеста. И вся жизнь. И звезды подмигивали мне, и сосны шептали — расслабься… Все будет хорошо… Снежок хрустит под сапогами. Четыре шага.

…Через тридцать лет в такую же новогоднюю ночь я выйду на палубу ледокола. «Арктика» ломала тяжелые льды. Это очень тяжело — и машинам, и людям. Пароход сдает назад метров на четыреста по уже чистой воде. Затем разбегается вперед. Выскакивает на лед и, ломая его своим плоским брюхом, несется, на сколько пустят льды. Метров сто или двести. Остановка. Снова назад. Разбег. Прыжок. Скорость — две мили в час. Четыре километра. Корпус «Арктики» дрожит, и кажется, что оба ее реактора, работающие под максимальной нагрузкой, сейчас не выдержат.

Я не буду врать, что пили мы в ту ночь только компот, как в армии. Пиво разрешено. А рыба… Рыбу взяли в устье Енисея, когда шли из Дудинки. Муксун и нельма. Вы пробовали строганину? Нет?! Тогда я не буду рассказывать, чтобы не расстраивать…

— Дай позвонить, зема, — вырос передо мной боцман Федос.

Спутниковых телефонов на борту было два: в радиорубке и у меня. В рубке — платный. У меня — казенный, выданный телекомпанией, следовательно — халява. И всю новогоднюю ночь все, свободные от сна, вахтенные и подвахтенные, подходили ко мне позвонить. Я старался не слушать этих разговоров, но ночь, звезды и льды хранили нехитрые эти признания.

Звезды путались в сетях антенн ледокола. Четыреста метров назад. Остановка. Разбег. Прыжок. Двести метров вперед. Как я мечтал в ту новогоднюю ночь в тайге услышать тебя! Сейчас тебя нет в моем сердце, но это только слова, что оно превратилось в ледышку. Я могу позвонить тебе на другой конец Земли. Зачем? Спросить, как там не мои дети и не моя ты?

Четыре шага. Поворот. Четыреста метров. Разбег. Из караулки потянуло жареной картошечкой с чесночком, с мяском. Из кают-компании донесся взрыв хохота. Холодно, холодно в тайге. Зябко в океане.

— А ты ведь тоже бродяга! — подошел ко мне реакторщик Степан. Десять лет отходил на подводных крейсерах. Десять лет уже на «Арктике». Год в море — четыре месяца дома. Да только знаю я, видел, как недели через три отпуска собираются они на бережке и смотрят вдаль…

Большинство экипажа — бывшие военные моряки. Срочники, мичманы, офицеры. Со всего бывшего СССР. Бывшего! Сказал бы мне кто-нибудь об этом в тайге на часах…

— Зема, дай позвонить…

В рубке звонок — доллар минута. Питание члена экипажа в сутки — три доллара. Почему в валюте? Не знаю, кто придумал. Не враги же? Им не прокрасться было, пока я стою на часах. Это потом Горби сдаст РЛС американцам, и ее взорвут. Я на часах не знал этого. Но я в океане знаю, что в тех же местах недавно выросла в небо новая РЛС, легче, дешевле и современнее той, недостучавшейся до звезд…

В каком мы море? То ли в Карском, то ли в Баренцовом. Мы обогнули Новую Землю, и ураган обрушился на нас позавчера. Ледоколы не любят чистой воды — их плоские брюха неустойчивы в шторма. Сухогруз «Кола», которому мы проламывали путь во льдах, ушел на Архангельск через восемь баллов бури, а мы спрятались в каких-то шхерах — переждать.

— Шестнадцать… Семнадцать… Восемнадцать… — старпом считал и считал. Мостик ходил ходуном.

— Коль, а Коль… — позвал я.

— Девятнадцать… Чего?

— Ты это… Может, отдохнешь?

— Думаешь, я башкой поехал?

— Ну, может, просто устал…

— Тебе, сапогу пехотному, и невдомек, чего я считаю.

— А чего?

— Того. Сколько секунд мы с борта на борт валимся. Двадцать одна — двадцать три — норм.

— А меньше? А больше?

— А вот тогда ушаночку примерь.

— Зачем?

.......
Для продолжения чтения, пожалуйста, войдите под своей учетной записью или скачайте наше приложение (полный текст, аудио- и видеоматериалы, больше фото):

Подробнее...